Лос-Анджелесская
Свободная Пресса
Боб
Чораш
Весна
«Doors» записали свой последний альбом «L.A. Woman» квартетом, когда
один из интервьюеров «Rolling Stone»,
Бен Фонг-Торрес, поговорил с ним в Лос-Анджелесе. Майамский суд уже позади.
Джим теперь свободен говорить об этом
Статья опубликована в марте 1971-го, незадолго до того, как Джим уехал
в Париж.
Лос-Анджелес – Джим Моррисон.
«Doors» вернулись в Голливуд и работают над альбомом уже без продюсера Пола Ротшильда, и в этот раз здесь много «блюза», Моррисон говорит: «Настоящий блюз, насколько это возможно»
Моррисон - бывший секс-символ
рока Западного побережья, поэт, называющий себя королем-ящерицей, осужденный
после 2-месячного суда во Флориде за показ своего органа в марте
B.F.T.: Представляетесь ли вы еще Королем-Ящерицей?
J.M.: Это же было два года назад и даже тогда это было немного иронично. Я имею в виду иронию... как язык за зубами. Я только думал, что каждый знает, что это ирония, но неожиданно они подумали, что я сошел с ума.
B.F.T.: Принадлежишь ли ты к тем людям, которые расписались, что рок мертв?
J.M.: Да, я сказал, что рок – мертв много лет назад. То, что рок значил для меня – для примера, в один период 20 или 30 лет назад, джаз был народной музыкой и огромные толпы людей танцевали и двигались под него. И затем его заменил рок-н-ролл и затем другое поколение пришло и назвало это – рок. Новое поколение детей придет и придумает новое имя. Это будет та музыка, которая выйдет из рока.
B.F.T.: Но 20, 30 лет назад музыка не была символом для целой новой культуры или субкультуры.
J.M.: Но ты знаешь, каждое новое поколение хочет новых символов, новых людей, новых имен, они хотят размежеваться с предшествующим поколением. Они хотят назвать это роком... Не видишь ли ты определенного цикла каждые пять или десять лет, когда все собираются вместе и толпятся, и разбегаются в разные стороны?
Когда ты думаешь о роке, это не музыка для головы. Я подразумеваю, если ты не можешь понять слова, там все равно есть что-то, на что можно реагировать.
B.F.T.: Как насчет Майами? Отразилось ли это все на том, что ты не выступал больше с концертами?
J.M.: Я думаю, это была кульминация на пути нашей карьеры, как карьеры массовых выступлений. Подсознательно я попытался отразить это в концерте – я пытался довести все до абсурда, и это сработало слишком хорошо.
B.F.T.: Когда это перестало быть удовольствием?
J.M.: Я думаю, что есть момент, когда вы совпали во времени с вашей публикой, и затем вы вместе вырастаете из этого и вы вместе понимаете это. Это не значит, что вы переросли свою аудиторию. Все просто перетекло во что-то другое.
B.F.T.: Ты думаешь, что это - иллюзия?
J.M.: Нет, это всего лишь возвращение к тому, что нам больше всего нравится. Невзирая на то, что мы никогда не играли музыку, которая нам не нравится. Когда мы играли по клубам, я скажу, что более половины того, что мы делали, был блюз и мы использовали наш собственный материал на запись, но самые классные вещи, которые мы делали, были основный блюзами. Я больше всего люблю их, потому что их просто классно петь.
У нас был басист Элвиса – его имя было Джерри, черт, я забыл его фамилию (Шефф), и в первое время мы записывались в нашем офисе, где мы и прослушивали записи. Инженер наш был тот же, что и на других пластинках – Брюс Ботник, но Пола Ротшильда здесь уже нет. Наши дороги разошлись...
B.F.T.: Какой был твой основной интерес в Майамском деле, кроме твоей персональной свободы?
J.M.: Ты знаешь, я надеялся или думал, что представится возможность сделать это все каким-нибудь огромным, потрясающим землю делом, но так не вышло. Это, возможно, и было причиной, почему это все так долго затянулось, чтобы не допустить здесь возникновения никаких чувств и не привлечь всеобщего внимания, сфокусированного на этом.
Таким образом, это все привлекло очень мало национального внимания. Но меня это и не огорчает, поскольку никаких великих идеалов, чтобы отстаивать их в этом деле, тоже не было. Я думал, что это может стать основным событием Америки, включить сюда свободу слова и право каждого на свою точку зрения, как отстаивать свою точку зрения перед публикой. В действительности мой адвокат произнес речь, в которой он проследил, как происхождение свободы слова в действительности шаг за шагом превращалось в происхождение драмы. Право драматурга или художника отстаивать свою точку зрения. Это было блестящее подведение итогов всего процесса, но наружу оно не вышло и никакого эффекта не произвело.
Первая поправка провозглашает свободу выражения. Там есть пункт, который показывает, что любые драматические или публичные художественные представления подпадают под эту поправку.
В действительности обвинение отказалось заслушать любые показания, которые могли подтвердить этот пункт. Все было сведено только к криминальным моментам. Мой защитник был готов изложить множество доказательств, из которых следовало, что даже если все то, в чем я обвинялся имело место, то это все не нарушало сложившихся стандартов и присяжные приглашались посмотреть «Вудсток» и множество других фильмов – ив течение суда в Майами открылась постановка «Волосы», где у них происходило полное обнажение на сцене, и не было никакого контроля за возрастом зрителей – впускали всех – и судья игнорировал эти показания.
B.F.T.: Но допустима ли эта параллель? В «Волосах» – издевательство и обнажение планировались как часть действия. Станешь ли ты говорить, что то, что ты делал, было частью твоего представления? Твои действия были спонтанными.
J.M.: Но ведь это же театрализованное представление, не более. Это же не политическая гонка. Мы выступили с серией песен, которые каждому знакомы. Люди, которые пришли на шоу, имели альбомы и, я думаю, что в основном они знали, что пришли смотреть. Я предполагаю, что они это знали, но не приняли во внимание.
B.F.T.: А что они вменили тебе в вину?
J.M.: Было 4 обвинения - одно было условное преступление – хулиганство, включающее эксгибиционизм и три судебно наказуемых проступка: одно – издевательство над публикой, еще одно, дай-ка вспомню, ox – публичное распивание спиртных напитков и еще одно обвинение в эксгибиционизме отдельно. По конституции это была ошибка. Нельзя судить человека дважды за одно и то же. Это оспоримо в любом случае. Это было одним из пунктов, которые мы включили в апелляцию.
B.F.T.: Почему это не оспаривалось в самом начале? Разве вы не могли потребовать роспуска суда?
J.M.: Мы несколько раз требовали роспуска суда, но все эти требования отклонялись.
Еще одной причиной для спора было то, что я не мог рассчитывать на справедливый суд по причине изменений в общественном мнении, которое колебалось около полутора лет – вероятно из-за газетных историй, радио или версий TV Майами. У нас есть ворох газетных вырезок со всей страны, которые занимают 2 папки. Но вот одна вещь, которую я считаю интересной – каждый день мы спешим домой, чтобы увидеть себя по телевизору. Они не могли снимать фильмы в зале суда, но когда мы приходили и уходили, они снимали и мы слушали мнения репортеров о том, что происходит. В первые несколько дней это была та же старая линия, что люди передумали за полтора года, но пока суд продолжался, репортеры сами, из разговоров со мной и с людьми, вовлеченными в дело, изменили тон колонок новостей и даже направление газетных статей на более объективный и становящийся все мягче с каждым днем.
B.F.T.: Каково ближайшее будущее «Doors»? Какие-нибудь концерты?
J.M.: Нет. Мы уже отыгрались. Как-то так получилось, что уже никому не нравятся эти большие скопления народа, а выступать по ночам в клубах – бессмысленно. Я думаю, что мы сделаем пару альбомов, и затем каждый пойдет по своему пути, каждый участник группы имеет свои планы, и они хотят быть более независимыми. Я слышал, что Робби хочет сделать свой альбом, преимущественно гитарный, и Джон туда привлечен – он любит джаз, и я подозреваю, что он может продюсировать и играть в джазовом альбоме.
Робби и Джон пару лет назад продюсировали альбом нескольких своих друзей, названный «Удобное кресло». У них у обоих есть слух для продюсирования.
B.F.T.: А что о тебе? Есть ли у тебя сценарий фильма?
J.M.: А-а-а... я думаю, что я всегда хотел делать, даже больше, чем быть в группе, это работать над фильмами – это всегда у меня в голове, и у меня есть фильм, который я сделал, который обязательно будут много смотреть, он называется HWY.
B.F.T.: He он ли был показан в Канаде под названием «Фестиваль фильмов Джима Моррисона». Как он прошел?
J.M.: Слухи, которые до меня доходят, свидетельствуют о том, что он принят с энтузиазмом.
B.F.T.: А не было ли случая в Сан-Франциско на фестивале фильмов…
J.M.: «Пир друзей» прошел там год назад с большим шумом. Я думаю, что они реагировали на персоналии больше, чем на фильм.
HWY был включен в программу фестиваля фильмов в Сан-Франциско, но был забракован по непонятной причине. Это 50-минутный фильм, 35-миллиметровый и в цвете. Я участвую в нем и сделал его с несколькими своими друзьями. Там много поэзии, это хорошее упражнение для меня, разминка, что ли. Сюжета там нет.
Только хитчхайкер, который украл автомобиль... и он едет по городу и поселяется в мотеле или в чем-то подобном. Этим все и кончается.